|
Звезда. Явление, преодолевающее непроглядность земной смерти. Если личность, которой не стало, продолжает излучать свет, и всё, что было о ней сохранено и ею сотворено излучает свет, пьянящий россыпи поколений, значит, звезда покинула землю, окончательно с ней породнившись. Звезда, а может целая планета.
Что останется от множества персонажей светских хроник, живущих за счёт раздутых скандалов? Говорят о них, – они есть. Замолчали, – их нет. Так важно быть Звездой.
В Риге сумела получить деньги за проданную пол года назад фотографию и купила билет до Ташкента. Летела несколько часов, но в небе они незаметны.
Когда поднимаешься над облаками, приходит в голову отчётливая мысль – присутствие человека здесь не предусматривалось. Облака в ракурсах, не предназначенных для человека, настолько красивы, настолько не бессмысленны, что ощущаешь – это царство Бога. То есть – вот мир, видимый с высоты человеческого роста.
И он – для человека. Конечно, можно забраться на гору и даже взлететь на самолёте, но все равно это будет туристическая или деловая поездка в мир, живущий своей жизнью, который можно анализировать, за которым можно наблюдать, но он не для нас. И он божественно красив. Небо лечит от пустых переживаний.
В аэропорту неприятно удивило, что до выхода из аэропорта сумки приходится тащить самой. Есть парни с тележками, но они просят деньги за услугу в СУМАХ. Это узбекские деньги, а обменника в этой зоне аэропорта нет. Нету СУМ, тащи сумки. Встречающих тоже сюда не пускают. Пока я волоклась к выходу, сквозь охрану прорвался какой-то парень, сказал, что его зовут Пётр, что он встречающий фотограф и забрал у меня чемоданы. А впоследствии все бытовые проблемы.
Меня встретили, отвезли на квартиру и пожелали спокойной ночи.
Даже не знаю, столько впечатлений… Начало июля, очень жарко, я приехала в разгар чиля – месяца расплавленного неба. Но мне нравится. Общаемся с Шишовым, – до этого мы год переписывались.
Я – его ожившая мечта и он меня почти что любит. Он долгое время мечтал о проекте, в котором разные фотографы будут фотографировать один персонаж. Но ничего не получалось и тут ТАКОЕ СОВПАДЕНИЕ ИНТЕРЕСОВ. У Шишова есть любимый ученик Павел Ким, а у Паши все задатки художественно ориентированного папарацци.
Фотография – коварное искусство. Ты гуляешь с интересным человеком, человек раскрывается перед тобой во всём своём добродушном обаянии, и в этот момент нажимается чёрная кнопка. Человек становится шахтёром, вышедшим на встречу из забоя.
Шишов чудесный, занятный, вспыльчивый. В Ташкенте почти что все не слишком добрые, но занятные. Большинство всё время хитрит. Прямого донесения мысли не дождётесь. Общаются, словно идут к соседу через ближайшую деревню. Может им делать нечего? Общаться так, словно разгадываешь кроссворд очень утомительно. Восток дело не тонкое, а топкое к сожалению.
В Ташкенте есть музей паровозов – огромный под открытым небом. На съёмке в музее фотограф Раевский пытался понять моё отношение к железу – я его боюсь, боготворю, вижу защиту, чувствую отчуждение? Никогда не думала об этом. Не имея ярко выраженных точек творческого соприкосновения, интуитивно мы пришли к тому, что может понравиться всем – красивые, дерзкие кадры. Получилось несколько работ, к сожалению принятых большинством за простой компьютерный монтаж, - большие колёса и хрупкое тело. Кажется, уже никто не помнит истинный размер паровозного колеса.
Ездили в Самарканд я жила у Снежаны, женщины-кошки. Снежана – подруга Володи Жирнова. Она по году кошка и по натуре кошка. Очень домашняя, очень нежная и ласковая. Умеет по настоящему мурлыкать. Мы решили снимать видео арт на основе моих фотосессий. Снежана будет оператором и режиссёром. Был впечатляющий знак свыше – муравей с жемчужиной – как рыцарь добывший сокровище для королевы.
Снежану это очень вдохновило.
Самарканд похож на Арбат 2010 года – сплошные торговцы матрёшками и всякой туристической дребеденью. И красивейший Самарканд сам напоминает одну из каменных безделушек. В Регистане, древней гостинице-университете – куча крикливых лавчонок. Захотелось одолжить палку у одного евангельского персонажа и выгнать торговцев их храма.
В Самарканде в развалинах увеселительного заведения Амира Тимура Паша Ким нашёл хороший кадр. И как всегда почти случайно. Случайные удачи сопутствуют талантам, а Паша небанален и талантлив. Но женщины для него могут быть только музами.
В доме фотографии – ремонт. Много общаюсь с Петей, кажется я ему нравлюсь. Он похож на искушение Востоком. Сегодня были на пляже, ели райскую ягоду тутовник – вкус французского вина и поцелуя и самых вкусных ягод в жаркий полдень, он сказал мне, что чувствует рядом со мной тупиковое счастье. Петя – горный мальчик. Он не слишком приспособлен к окружающей его городской реальности. При невероятно обольстительной и мужественной внешности я чувствую только бестелесный дух рядом с собой.
Но рядом со мной, кажется, этот дух обретает тело. Только он не знает зачем, не знает, как ко мне относиться. Я его будоражу, его будоражит всё, что я создаю. И он пока выбрал самую активную и нейтральную позицию. Решил стать моим помощником. Ангелом-телохранителем. Я очень хочу, чтобы его желание вытопить из моего сердца весь негатив было настоящим.
Не хочу, чтобы мы стали друг для друга христианской прелестью – когда идёшь на свет, но в пропасть.
У нас обязательно будут конфликты … он скорпион. Наплачемся мы друг от друга. А потом будет радуга.
Пётр фотограф и ландшафтный дизайнер. У него есть мечта – обойти самые труднодоступные места на территории Узбекистана и сделать уникальные фотографии для людей жаждущих увидеть эту недоступную красоту. Хотя я знаю, что красота – явление несуществующее, для тех, кто к ней не стремится.Мало дойти, мало взять фотоаппарат, нужно чтобы природа начала позировать для тебя.
Мне понравился рассказ Петра про лиса. Он шёл в горах по снегу и увидел лиса и лисицу, которые никогда не видели человека. Лис закрыл собой лисицу и стал на Петю тявкать. А Петя сел на снег и попытался засвистеть, подобно птице, чтобы лисы его не боялись. Они не много отбежали и стали успокаивать друг друга. А Петя продолжал свистеть. И пока он свистел, Лис ему в ответ тихонько тявкал...
Сегодня пришла к удивительной мысли - Пётр моё альтер эго. Не половинка. Альтер эго. Явление, как вы знаете неоднозначное, без которого человека, существа полярного не бывает, но с которым приходиться часто бороться. Хотя именно альтер эго помогает выжить в трудные времена. Интересно, когда человек побеждает своё альтер эго, он становится Богом? А если побеждает альтер эго? Что я рядом с ним должна понять?
Ездили в Бричмуллу. На самом деле это Бурч мулло, но сути название не меняет. Чимганские горы прекрасны, озеро Червак подобно тёплому синему морю, песочные террасы похожи на храмы цивилизации майя.
Одна из первых съёмок – боди арт от Славы Шагая. Слава – Пашин хороший знакомый. По национальности он кореец, а значит член корейской диаспоры, которой в Узбекистане в 2007 году исполнилось 70 лет. На моём теле до этого никогда не рисовали. Боюсь, что будет щекотно...Но нет, ничего. Два с половиной часа и мое невесомое тело становится холстом для репродукции картины Сальвадора Дали «Мазохистская скрипка».
Искусство модели, представляющей боди арт состоит в умении его преподнести, - усиливая своей индивидуальностью или прячась в образ, как улитка. Я полностью доверилась Шишову. Он хорошо выстраивает образ.
Мы после этого ещё три раза работали со Славой. Получился скандальный Энди Уорхолл, «Акула» и «Ева с яблоком». В последней работе в роли Змея выступил Паша… Он сам придумал картинку, хотя… Когда мне в очередной раз предложили снять сцену Искушения, я в очередной раз отказалась. Паша не очень меня убеждал, но объяснил, что желание сделать этот кадр навеяла экспрессивная немецкая музыка, и что он плакал от захлестнувших его эмоций. Я не смогла ему отказать, это было бы слишком цинично. В конце концов, одна Ева с яблоком не испортит проект и важно воплощение идеи.
Историю воплотила Амина, предложив визуально удачный ход, развязавший Змею руки. Паша разделся по пояс и Амина нарисовала Змея на тыльной стороне его рук, - Змеем стали руки и часть спины. У Паши миниатюрное, выразительное тело, красные волосы и «пряча» Пашину голову на красном фоне, не мучая зрителя театральной мимикой, мы нашли декоративную, пластичную и достаточно нетривиальную композицию. Снимал Шишов.
Вам ещё интересно? Отлично.
В Самарканде, в Регистане, на самом верху одной из реконструируемых мечетей я снималась обнажённой. Мне сказали, это страшный грех. А по-моему предстать перед Всевышним в своём естестве – не безобразно. Тем более в момент священной трансформации тела в произведение искусства. Чем ближе к Богу, тем сакральней вдохновение.
Дьявольский огонь инквизиции для запуганного и не вымирающего сознания обывателя был макетом ада, пройдя который еретик летел к престолу Всевышнего чистым, ради нерастраченной на страдания вечности. Нечеловеческая гуманность.
Место, в котором я познакомилась с прыгающим фотографом Тимуром, было сожжено до совершенства. Обугленный рельеф сгоревших стен фыркнул бы в сторону любого авангардного дизайна. Сгоревшие или заброшенные руины – классический родильный дом для авангардных идей, обожающих устраивать донорские налёты на мозги консервативного общества. Лично у меня помимо всего прочего грех ассоциируется с убогостью мысли, а значит, очищенные огнём стены рождают только свежие идеи. В этих стенах Тимур, Снежана и я проглотили первый пуд пыли. Богини существа милосердные и прекрасные и рисовать их можно только светом. А свет эффектней смотрится в пыли. Для того чтобы богиня казалась чувственной и беззащитной нужно положить её на землю и устроить вокруг дикий танец.
Длинноногий, лохматый Тимур вычертил ногами все существующие руны и знаки зодиака и в какой-то момент начал казаться Снежане прыгающим «Демоном» Врубеля. Разгромленная зала со сломанным телевизором, сумасшедшие пылинки в лучах света, красиво обгоревшая стена, и присыпанное пылью времени божество – от всего Снежана и Тимур почти что хлопали в ладоши. А мне понравилась облупленная птица, с хозяйским любопытсвом смотрящая на гостью.
Но, как только мы покинули очищенные огнём стены, вдохновение оставило Тимура и в бутафорской мастерской театра Ильхом он напялил на меня защитный сварочный шлем и дал в руки гаечный ключ (!!!), пародируя, видимо, подпольную советскую эротику. Использованный не по назначению мстительный свет тут же нарисовал на лице богини поросячий пятак. А может, просто попытался спасти положение, изобразив тотемное божество 2007 года?
Вообще интересно писать о том, что цепляет. Например, верёвка с миниатюрными флагами Израиля, которую горный пасечник Алексей использует, как пугало для щуров – птиц, пожирающих пчёл.
Если время стало деньгами, значит, закончилось детство.
В Ташкенте есть музей кино. Это духовный аналог московского музея кино, попавшего под коммерческий бульдозер.
В Ташкенте музей кино создал Олег Карпов – отец прыгающего Тимура и муж фотографа Умиды Ахмедовой. Однажды я увидела там красиво-обоятельную девушку в очках с бирюзовой оправой. Я решила, что она дальняя иностранка. Страшно захотелось пообщаться, но красота внушает робость всем. Дива подошла ко мне сама, когда мы с Петром, по высшему соизволению Карпова помогали развешивать на стенах музея миниатюрную часть моей коллекции. Диву звали Александрой. Она была из Ташкента. «Как вы прекрасны, вы все прекрасны» - так закончилась наша с Сашей первая встреча, в которой всё, что она говорила, было разными оттенками того, как все прекрасны. Я подумала тогда, что таким должен быть повзрослевший ребёнок индиго. Сашенька оказалась художницей, но Петя решил, что красивый человек, должен быть красив во всём, и предложил принять участие в проекте. Она никогда никого не снимала, а вокруг все были так прекрасны…
Самыми красивыми считаются француженки, удерживающие в ямках меж ключицами и шеей два куриных яйца. Больше удерживают, возможно, не самые красивые француженки. Не появиться отражение эталона французской красоты в моём проекте просто не могло. Хотя изначально Сашеньке и её подруге Рушане просто хотелось изысканно похулиганить.
На следующей съёмке Саша и Рушана – они зовут друг друга Са и Ру на американский манер, всё-таки Саша в душе иностранка, а точнее американизированная инопланетянка, сделали из меня принцессу, нарисованную маленьким ребёнком. Но самой упоительной была третья съёмка, на которой, благодаря Александре,моё подлинное эго смогло прорваться наружу в виде рыжего кота, абсолютно безо всякого стыда ловившего бумажную мышку!
Что спасло множество фотоптичек боязливо вылетавших из Сашиного фотоаппарата. Прошло уже довольно много времени и теперь мы с Сашей делаем календарь к году жёлтой крысы, где я изображаю кошачье альтер эго. А ещё мы задумали видео арт по переосмысленной евангельской притче «если пшеничное зерно пав в землю не умрёт, то останется одно, а если умрёт, то принесёт много плодов».
И все плоды – для Вас.
Одна из самых до сих пор захватывающих моё внимание съёмок была сделана между делами, параллельно другой постановочной съёмке. Со мной работал Марат Бабаев, парень из Ташкента, уже семь лет живущий в Америке и Андрюша Аракельян, до этого устроивший со Славой Шагаем фотоохоту на фотоакулу.
Оказалось, что любимое занятие Андрея – снимать шедевры во время творческого поиска других искателей шедевров. На фотографиях Андрея мы корчим с Маратом невероятно креативные рожи и, в общем-то, всем до сих пор хорошо.
Вообще, по количеству репортажей Ташкент обошёл решительно всех и у меня, наконец, появилась возможность познакомить читателей дневника с тем, как выглядят фотографы во время наших съёмок. И как выглядят сами съёмки талантливыми глазами, присутствовавших на съёмках коллег. Лучшие моменты вы можете увидеть в рубрике сайта «репортажи со съёмок».
Вообще-то во время длительной переписки мне не раз намекали о том, что выставить в ташкентском Доме Фотографии получится только «одетые» кадры. Девушки заиндевело мусульманского Узбекистана представлялись мне укутанными в собственное целомудрие сосудами восточной красоты. Конечно же есть и такие, но в этих сосудах играют обычные страсти.
Директор Дома Фотографии Шахноза очаровала тонким вкусом и духовной раскрепощённостью – выставка состояла из работ, которые не решились повесить даже религиозно незамороченые латыши. А гостевая книга выставки теперь переполнена доброжелательными, в основном, отзывами от самых правоверных мусульман. Разумные люди не путают институт религии и веру, не душат искусство цензурой.
«Древнее вино в старинной чаше пьётся современными устами» бесконечно далёких от ханжества фотохудожниц. Одну из них зовут Ника. У Ники польские корни и вполне осуществимая мечта учиться у Роберто Гальяно.
Мр. Мишель. Мою поездку в Ташкент, а теперь уж мою жизнь в Ташкенте – я жила здесь достаточно долго и ни чуть не жалею, нельзя описать, не упомнив Мишеля и нашу с ним непорочную связь. Мишель – местный байкер, художник тату, художник боди арта,
и транслятор сексуального напряжения. Я боюсь Дон Жуанов. Как правило, они в меня «наконец-то серьёзно влюбляются», но ничего интересного из этого не выходит. Боюсь и грублю. «Я – продолжение мотоцикла» – сказал Мишель. «Нет, Мишель, ты – продолжение своего члена» – зачем-то ляпнула я, хотя в данном случае смысла в этом не было никакого, к тому же рядом постоянно был ангел-телохранитель Петя. Но Мишель действительно хорош. Сексуальное обаяние – это дар, такой же как умение быстрее всех бегать, и выше всех прыгать с шестом... Основной инстинкт важнее олимпийских игр.
Боди арт не скульптура, он не на века. Краска стирается быстро, модель довольно быстро устаёт, и если не будет сделано удачной фотографии – разноцветные струи тёплого душа – всё, что осталось от боди шедевра. Мишель талантлив и непостоянен и таков же он в эфемернейшем искусстве боди арта. Рисунок Мишеля, напоминающий пещерные магические орнаменты дикарей флиртует, играет с телом. Шишов, Мишель и я сделали скаральную фотосерию со свитком, прямоугольником и шаром.
И по окончанию каждой части Миша ехал в байкерский бар. Мы правда собирались ехать в горы, прихватив с собой ещё одного фотографа, но мотоцикл всё время не мог, потому что ломался, а фотограф не мог потому что работал. Однажды я нашла в выставочной книге отзывов непонятную запись «Хочу любить но не могу. Подпись М.» Выводов ни делаю никаких. В любом случае это досадное совпадениеJ
Бухара. Одно из чудес Узбекистана. Звучит как начало туристического проспекта, но я готова его написать. Тело, без хорошего душа очень скоро станет больным, нечистым и недобрым. Но если не омывать свою душу... Это очень тонкие вещи в принципе. Не омывать душу – фраза чудовищная по своей банальности и неконкретности. То есть всё тонкое, разумное, созидающее, эмоциональное в тебе должно время от времени соприкасаться тем, что возвращает сердце и разум к той необходимой для тебя ясности, благодаря которой ты не превращаешься в озлобленного, ошибающегося старца. Но что это? Чем омывают бессмертную душу без риска стать частью какой-нибудь секты? В Бухаре это место называется Багауддин. Древний суфийский центр.
Я редко лгу. И никогда – с корыстью. А так, как маленький ребёнок, чтобы не наказали. Но все мои детские лжи сбываются через недолгое время. Они, как дар предвосхищения событий. В Багауддине я искала чудо. Проезжая по темнеющей Бухаре домой со съёмок на солончаках я услышала, как Зафар – продюсер фотоцентра с которым я работала в этот вечер сказал: «Отсюда в Космос исходят лучи. Это место называется Багауддин». По имени ремесленника, который мог ходить по воде, обладал даром левитации и телепортации. Но благодаря своим талантам он не казался окружающим пророком или колдуном. «Вода под ногами становится шёлком, в результате ежедневного труда. Овладевайте в совершенстве ремеслом, и небеса научат Вас летать, оберегая как неопытную птицу. И не будет ни стен для Вас, ни преград. Труд делает Бога из Человека». Так ли говорил Багауддин? Так я сказала за него. Багауддин был суфием и следовал своду сакральных суфийских законов, а все они поверьте человечны. Но главной заповедью было ремесло. Багауддин был женат, род его не прервался. Есть поверье – если человек приходит в Багауддин с просьбой о помощи в деле, то Багауддин ему поможет. Я пошла. Впечатляющее место. Сложнейшая мозаика на сводах, сад из ярких ароматных роз, погребения, музей, мечети – место труда и покоя огромной артели суфиев ремесленников. Я думала о свете, исходящем от построек в чёрный Космос, таком же, как от стен Иерусалима, Медины и Мекки. Меня окликнул мужчина, похожий на постаревшего Дж. Бонда из последней части Бондианы: «Русалка, вы откуда?» Я почему-то ляпнула: «Из Парижа». Мужчина в ответ промолчал. А потом и совсем не случайно, я оказалась рядом с ним в маршрутке. «Здравствуйте парижанка, а по-русски вы говорите?». Серый волк покраснел и ответил: «Немного». Пока я корчила французскую модель, Юсуф представился экскурсоводом, рассказал мне о таинствах Багауддина и позвал на экскурсию по Бухаре по крышам и залам закрытых к вечеру музеев. Юсуфа пускали везде, рядом с ним я чувствовала счастье, как если бы пренебрегая взрослой осведомлённостью, поняла, что Санта Клаус существует. Багауддин раскрыл мне сердце Бухары, стучавшее теперь в словах Юсуфа. В Ташкент я возвращалась просветлённой. Теперь для меня просветление – видеть вещи в их истинном свете и в самом выгодном для них ракурсе. Ко мне вернулось вдохновение, и я написала Дневник поездки в Петербург. Теперь мне хочется вернуться в Бухару и честно сказать, что я из Парижа. Это не русская франкофилия. В Париже правит тонкий вкус, всем, включая фотоискусство.
В Бухару я ехала к Анзору. В Интернете он фигурирует как бэдмен. Плохой человек, а возможно постельный. Регулярность, с которой он вожделеет разных женщин, склоняет на мысли ко второй версии слова. Его фантастическая необязательность – к первой. "О Ева, ты богиня! Мы будем делать рождение Афродиты". Работы Анзора представляют собой забавные коллажи на которых люди в национальной узбекской одежде изображают персонажей известных картин «Афинская школа», «Казаки пишут письмо турецкому султану»... «Ева, звони и приезжай!». Я приехала, меня никто не встретил. Анзор сообщил по телефону, что у него страшные семейные проблемы, что он сейчас почти что умер но обязательно воскреснет. Не воскрес.
Почти всё время в Бухаре я провела в семье дивного фотографа Шавката Болтаева, который особенно меня не ждал, но услышав о случившимся, сказал от лица всей гостеприимной Бухары, что я не пожалею о приезде. И я не пожалела. К слову, в семье Шавката в тот момент случилось реальное горе, и жена его носила белый траур. Шавкат – иранский таджик, всю жизнь проживший в Бухаре. Какое-то время назад он выиграл ташкентский фотоконкурс и был приглашён на съёмки в Европу.
На основе этих съёмок была сформирована выставка, объехавшая весь Евросоюз. На данный момент фотоцентр Шавката приглашён на иранское биеннале и представляет Узбекистан на персональной выставке в Манеже Петербурга.
Поездка под Самарканд, район Китабского перевала. Природа любит вдохновлять и баловать поэтов, быть натурщицей для пейзажистов передающих через её замкнутую в круговорот превращений молодость оттенки человеческих настроений. Природа не любит быть фоном и всегда позирует на равных. Во время поездки под Самарканд она была цветком, пантерой, сердцем, нишей для медитаций требуя взамен импровизаций от Снежаны, Пети и Влада. А я была частью природы.
Знаете, что по-настоящему зацепило?… Надпись на стене жилого дома «Фархад+Фатима=Любовь», то есть не Вася плюс Юля, имена другие чувства те же и надписи те же, и муравей с большой жемчужиной в частном дворике Самарканда.
Саша, Рушана, Ника, Амина, Умида, Снежана – мои любимые восточные богини. Ни одна из них не является исключительно фотографом. Саша и Рушана – художницы и архитекторы, Ника – дизайнер одежды, Умида - видеооператор, Амина – художник, Снежана – видооператор и режиссёр.
Она грациозна и изменчива, как природа. Я не знаю, что писать о друзьях, а Снежана мой друг. Это всё равно, что писать о любви. Всё не точно, всё ускользает. Снежану надо переживать. Слушать её сны, её отношение к той или иной ситуации, всегда непредсказуемое, индивидуальное, необычное. Мы друг друга почти что всегда понимаем, хотя если ты по настоящему понимаешь другого человека хотя бы пять минут в течении дня, это уже много. Я – кошка, родившаяся в год крысы, она – уроженка года кота. Я кошка по сути, она по сути и по гороскопу. Моя остроугольная природа вызывает в неё восторг, так как всегда дополняет её несравненную мягкость. Но мыслим мы примерно в строчку. Снежана – абсолютно гетеросексуальное божество, воспевающее своей камерой женское приоткрытое естество, подобно Сафо с острова Лесбос. Я вечный двуполый мятущийся дух, стараюсь эту камеру соблазнять на бесконечный поиск в искусстве. В результате рождается видеоарт, в котором все не присутствовавшие на открытии выставки в ташкентском Доме Фотографии будут уверены, что все присутствовавшие видели, как на чёрном как асфальт рояле полуобнажённая Ева играет прозрачными летающими жемчужинами, подобно муравьиной королеве...
Милиция Узбекистана – это зелёная пластилиновая масса. Это безвольная и не очень умная масса так велика, что может вмять в себя кого угодно. Они говорят и улыбаются, как наштампованные игрушки, с функциями открывать рот и улыбаться. Когда наблюдаешь за милиционером, то возникает сумашедшее и возможно вполне осуществимое желание открутить ему нос, сделать ямочки на щеках вытянуть круглые уши. Или перелепить его безликое уродство в нечто запредельно благородное. Вдруг лицо определит сознание и бездельнику в фуражке наконец-то захочется что-нибудь сделать. В Узбекистане не слишком опасно. Все бандиты носят униформу.
Поражает тотальная медлительность и нежелание хоть что-нибудь созидать у тотальной части населения. Хитрость во всем и купля продажа. Во всём.
Убили лидера театра Ильхом. Стоит мне куда-нибудь приехать. Начинаются воистину исторические события. Скоро выборы президента. Для Узбекистана это формальность.
Ещё пара дней и я твёрдо уверую, что Ташкент – это большая лепёшка. А лепёшка покоится на черепахе, а черепаха крепко спит в самом центре мирового океана на голубом боку Земли.
Отношение ко времени. Фантастическое. Его просто нет. Все живут только здесь и сейчас. В своей бесперспективности Узбекистан достиг редкостной цельности. Отсутствие перспектив порождает философскую способность жить сегодняшним днём, который редко чем отличается от вчерашнего.
Что я делала в Узбекистане.
Работала пятой женой.
Придумывала новые эскизы для сакральных барельефов вместе с фотографом П.Кимом.
Была акулой боди арта.
Позировала в летающем винограднике
Сеяла воду подобно Деметре, прежде посеявшей зёрна.
Прощалась с несуществующим прошлым.
Предавалась подлинной светописи на руинах сгоревшего ресторана вместе с прыгающим фотографом Тимуром.
Ловила бумажную «мышку», постигая психологию кота.
Изображала роковую восточную внучку Леонида Ильича Брежнева.
Помогала мыть подземные переходы, читая отдыхающим ангелам чистоты стихи о безграничном солнце.
Была русалкой в зоне отлива.
Осваивала паучью технику скалолазания.
была древесной нимфой фотографов
Позировала на солончаках, ступая по соли, как по воде.
Дразнила туристов беззвучными концертами в компании бухарского «музыканта».
Искала новый дизайн паранджи, превращающей тело в коллаж.
…И медитировала на колёсах древнего паровоза…
Серый голос розы.
В узбекском языке нет слова «серый», нет слова «розовый». Есть цвета пепла и розы.
Если бы я хоть на секунду прислушалась к своему холодному разуму я бы никогда не стала возделывать розы из образов, слов и движений. Я бы разбила цветник и продавала то, что ценится высоко и всегда – за стройные, полные нелюбви к чужим прикосновениям стебли и бутоны, источающие запах неприспособленных к смерти святых. Но я ленивая садовница. Мне сложно растить цветы из земли. Проще из горла, сердца и рук, проще умирать и возрождаться. Проще играть в подобие смерти со всей одержимостью скрипки.
В узбекском языке нет слова «серый», нет слова «розовый». Есть цвета пепла и розы. Надежды людей живущих в Ташкенте пепельно-серого цветы; их души, как розы.
Если бы я слушала голос разума, я шла бы за голосом цвета пепла (исторгнутого дивными устами). Пепел это то, что не обманет. Дерево может вырасти и погибнуть, вдохновляя тенью смерти, обнажённой беззастенчивостью смерти людей, возделывающих розы из образов, слов и движений. Может вырасти и пережить, того, кто исполнил часть человеческого предназначения, посадив это дерево. Может помочь в продолжении рода, превратившись в записку с мольбой о Любви; вдохновляя Любовь на ребёнка - цветами на ветках и птицами между цветами. Можно перебинтовать сломанную ветку с любовью, способной её излечить и не понимать, что это чудо, как не видит границы между сказкой и реальностью ребёнок.
Дерево, чудо, ребёнок, цветок, жизнь цвета розы и пепла.
Роза – надежда. Пепел - итог, который не обманывает. Серый голос разума. Серый голос розы – внутренний настрой большинства произведений искусства. Жизнь прекрасна, но смерть неизбежна. Жизнь прекрасна, но смерть неизбежна – внутренний настрой почти что всех живущих на земле людей. И все они до конца своих дней надеются, что смерть их не коснётся. Их надежды цвета пепла в розовых лепестках. И для многих проще ждать смерть, веруя, что смерть подарит реальность, и реальность эта будет прекрасна. Проще чем терять реальную красоту подаренной жизни, единственный подарок, забрать который не стыдно. Людям стыдно забирать свои подарки. Вселенной забирать не стыдно, правда странно? В Ташкенте ощущаешь это словно вкус пригоршни соли разведённой в паре пригоршней воды. Там нет свободы, мало перспектив и есть изнуряющий страх, потому что свобода бесстрашна. Разве это не жизнь в осознании смерти?
Если бы я слушала голос разума, я была бы ведомой по жизни голосом того, что не обманет. И сквозь свои усталости и страхи, сквозь неприкаянность я бы не создавала сокровищ, тех, что не всегда приносят деньги. Тех, что приносят свободу
Настройте себя на безликую вечность. Пожелайте умереть и возродиться в ней бесконечно искренним шедевром, нарушая её ледяную безликость, запритесь отшельником в собственном доме, и вы почувствуете время. Время во взглядах на вашу выходящую из моды одежду. Время в новых законах и ценах, которые зависят от людей. Время в тяжёлых гипсовых мыслях о собственной дряхлости, о неизбежности смерти. Но это всего лишь дряхлое время. Это время – дитя суеты, порождаемой страхом. Время, ставшее деньгами, как Рубикон завершённого детства. Если время стало деньгами, значит, закончилось детство.
Это время наших страхов, а всё остальное безликая вечность, желающая любви и лица, потому что нет вечности, пока нет времени, согретого счастьем, времени, необходимого для счастья. И нет ничего, кроме счастья, для которого стоит рождаться
Я желаю свободы.
Каждый день я просыпаюсь зернышком, из которого может вырасти что угодно. Например, горячая ташкентская лепёшка, которая лежит на черепахе. Звезда, Роза, Дерево, Мысль, Эмоция, Поступок, возможно, чья-то жизнь. |
